Кольша просыпался раньше подъема и спешил в умывальник, это не считалось нарушением режима, а наоборот, даже поощрялось воспитателями. Он быстро умывался, чистил зубы и бежал к гимнастической стенке, где с удовольствием занимался упражнениями на турнике и брусьях. Это действительно ему нравилось. Когда звучал подъем, он спокойно, без спешки, заправлял свою кровать и выходил на общую физзарядку. После завтрака начинались занятия. Немецкий язык и история рейха были основными предметами в его группе. После обеда целый час можно было заниматься своими делами: почистить одежду и обувь, постирать, почитать книги на немецком языке, если уже мог. Кольша за время усиленного обучения сумел усвоить язык настолько, что уже неплохо говорил и читал на немецком. И главное, благодаря этому он понимал, о чем между собой говорят воспитатели и учителя. Это давало ему возможность с каждым днем все больше узнавать о том, где он находится. Для чего и зачем – им вдалбливали каждый день.
Теперь он уже знал, что Новая Швабия – земля, открытая немецкими моряками-подводниками, она скрыта покровом антарктических льдов. Как бы это ни звучало фантастически, особенно для взрослых людей, детским умом воспринималось легко. Раз есть земля, какая разница где, подо льдами или нет… Тем более что этих льдов никто не видел. Поэтому Кольша сомневался, что это правда. Он думал, завезли куда подальше, а чтобы бежать неповадно было, придумали про Антарктиду. В том, что это действительно ледовый материк, Кольша убедился окончательно, когда их повезли на полевые работы.
В один из дней им объявили, что они уже достаточно взрослые и должны трудиться, для того чтобы знать, как добывается пища, которой их кормят. Всем выдали рабочую форму, достаточно удобные комбинезоны и свитера, и впервые вывезли из комплекса помещений, в которых они жили и учились. Ничего особенно необычного Кольша не увидел. Туманное небо над головой, берег не очень широкой, по его сибирским меркам, реки и поля, бескрайне уходящие вдаль. Вот таких полей Кольше видеть не приходилось. Где-то на горизонте виднелись горы, покрытые лесом. Сердце Кольши сжалось, тайга, его родная тайга виднелась вдали. Вот куда ему нужно…
Единственное, что говорило о том, что попал он в необычное место на земле, – это то, что в небе не было даже намека на солнце. Свет распространялся как-то равномерно со всего небосвода. Ни рассвета, ни заката – светло круглые сутки, в ночное время просто опускались сумерки. Иногда туман становился настолько прозрачным, что было видно какое-то свечение, очень похожее на полярное сияние, но более мощное. Оно, казалось, перекатывалось волнами где-то в небесной выси.
«Не врут немцы, нету тута солнышка… Но земля плодородная. Но чужая, ненужная мне. Все одно уйду…» – думал Кольша.
Группу распределили по участкам для прополки свеклы, и несколько часов подростки добросовестно очищали гряды от сорняка. Работа была нетяжелой, но однообразной и нескончаемой, отчего Кольше стало не по себе. Но он отогнал уныние и устроил соревнование по скоростной прополке. Ему хотелось уйти как можно дальше по борозде, оказаться как можно ближе к далекому, манящему его лесному массиву. Их никто не охранял, воспитатели также трудились, приглядывая за подопечными, показывая, как правильно работать маленькой тяпкой, чтобы не повредить свеклу. Кольша заметил, что поля засажены разными овощами, причем на некоторых полях уже шел сбор урожая, а где-то только еще сажали что-то. Он спросил об этом у воспитателя. Тот ответил, что эта благостная земля, подаренная богами арийской расе, дает три урожая в год.
– Здесь не бывает зимы?
– Нет, зимы здесь не бывает. Здесь всегда лето, только оно разное, все зависит от плотности тумана. Влажность воздуха этой экосистемы – определяющий фактор жизни… Впрочем, ты что-нибудь понял, восемьсот десятый?
Кольша отрицательно покрутил головой и пошел работать.
Все воспитанники не имели имен, на руках у запястья им поставили номера. Накололи татуировки. Свастика и номер. Это было больно. Кольша имел номер восемьсот десять. Имена им должны будут присвоить по желанию их будущих хозяев, полубогов, тогда, когда они пройдут весь курс обучения и сдадут экзамен. Кольша все понимал и знал – он никогда не станет чьим-то рабом. Он помнил своих родных, свою деревню, своего Бога… Теперь, когда он увидел вдали лес, он стал готовиться к побегу. На работу в поля вывозили четыре раза в неделю. Иногда увозили на грузовых машинах далеко от их комплекса, в сады, где они собирали урожаи фруктов. В основном яблоки и сливы. Это было лучше, чем прополка, им разрешали сначала немного съесть, а уж потом собирать плоды. Кольша понял, что убежать можно. Но куда бежать? Как выбраться из этого арийского «рая»?..
В один из дней их привезли с опозданием и долго держали в машине. Из разговоров водителя с одним из воспитателей Кольша понял, что кто-то из воспитанников бежал с работ и за ним послана погоня. Через некоторое время их высадили из грузовика и построили. Не только их группу. Несколько десятков групп построили квадратом. В середину квадрата внесли тело подростка, изорванного насмерть овчарками. Они, собаки, были тут же, надрывно лая на воспитанников, вырываясь из рук своих проводников.
– Вы все видите, что случилось с номером триста двадцать три. Он пытался бежать. Это бессмысленно. Во-первых, бежать отсюда некуда. Во-вторых, спрятаться от наших собак невозможно. – Говоривший в военной форме расхаживал перед строем. – В-третьих, мы не хотим здесь никого держать насильно. Если вы не приняли тот дар, которым вас наградил наш фюрер, подарив вам возможность стать элитными слугами господ всего человечества, то вам достаточно об этом заявить – и вас переведут в другое подразделение. Например, в экспериментально-медицинское, где вы принесете максимальную пользу рейху, а затем уйдете в мир иной. Желающие есть?
Строй замер в молчании. Все знали, что такое «экспериментально-медицинское». Блок подразделения был расположен неподалеку, оттуда иногда были слышны душераздирающие крики детей. Все, что оставалось от подопытных, сжигали и использовали на этих полях как удобрение. Строй молчал. Страх сковывал детские сердца…
– Желающих нет. Значит, все все поняли? Так?
– Так точно, – хором ответили воспитанники.
– Хайль Гитлер! – вытянув руку в приветствии, прокричал эсэсовец.
– Зиг хайль! – заученно ответил строй, вскинув выше плеча вправо руки.
Кольша не знал, что такое Антарктида и где она находится… Даже не представлял себе, как невообразимо далеко и недоступна для него его родная деревня. Может быть, потому, несмотря ни на что, и не терял своей решимости. Его не напугаешь. Видел бы этот эсэс, как он в Сталинграде из винтовки по их хваленым арийцам лупил. А от собак он уйдет, он знает как… Кольша вспомнил своего Арчи. «Как он там? Ждет, наверно, я ж обещал вернуться. Конечно ждет… Ничего, я вернусь…»
Антарктида, Новая Швабия. Ольга
О трагических для немецкой армии событиях под Сталинградом в Новой Швабии, конечно, никто не знал. Никто, кроме радиста одной из транспортных подводных лодок. Он был прирожденный коротковолновик и успел зацепить во время выхода передачу американского коллеги, в которой тот рассказал о крахе немецких армий в России, Сталинградском котле и сдавшемся фельдмаршале Паулюсе. Радист Отто Готлиб об этом никому говорить не стал. Понимал, что такая информация может обернуться для него большими неприятностями. Однако весть о крахе под Сталинградом каким-то неведомым образом все же просочилась сквозь толщу льдов и запреты спецслужб, и весной сорок третьего года об этом знали все. Знали, но открыто не обсуждали. Старательно поддерживаемый здесь миф о непобедимости немецкой армии дал серьезную трещину. Если там, в Германии, фюрер и его команда предприняли колоссальные усилия для того, чтобы поднять боевой дух армии и народа, то о том, что может произойти здесь, там вообще не подумали. Потому что в Антарктиде никто не должен был узнать о поражениях на Восточном фронте. Тем более что официальная информация, поступившая из Берлина, говорила о том, что Сталинград захвачен и Москва отрезана от кавказской нефти. Дни Советской страны сочтены. О том, что в Северной Африке был полностью разгромлен Роммель и более двухсот пятидесяти тысяч немецких солдат и офицеров сдались в плен, умалчивалось. Сообщения из столицы Третьего рейха о положении на фронтах были «приукрашенными, а точнее – лживыми»…